___________________________________________

страница [1] [2] [3] [4] [6]

[5]

Ему вдруг страшно захотелось быть там, с ними, в Дыре, вдохнуть запах огуречного маринада и кебаба, выпить большой стакан водки, откинуться на спинку стула и прикрыть глаза, ожидая, когда первая, ударная порция воистину живительной влаги просочится через натруженные стенки желудка в кровь, а оттуда в мозг. Но он отогнал от себя это наваждение, машинально поискав глазами в темном и тесном пространстве киоска какую-нибудь подушку.

"Прошло уже минут пять … Надо на что-то решаться".

– Чем могу служить? – обратился к подозрительному субъекту молодой киоскер с коричневым лицом и неестественно белыми зубами. Балабойту пришлось купить пачку сигарет.

– А туалет у тебя есть? – спросил Балабойт на всякий случай.

– Не-а, – ответил тот. – Бегаю в "Габиму"… Приобщаюсь…

И хихикнул.

Балабойт взглянул через стеклянное окно киоска на другую сторону улицы, где располагался вход в "Кобылу", и ему показалось, что Верка…

Но тут подошел автобус, перегородив обзор громоздким синим телом. Балабойт, согнувшись, прополз на подножку, сунул водителю пять шекелей и, стараясь не разгибаться, уселся у окна со стороны киоска. Когда автобус тронулся, он увидел стоящих у входа в "Кобылу" Верку и Шломи. Они вглядывались в залитую солнцем улицу и никак не могли осознать того непреложного факта, что Витюша Балабойт стал другим человеком.

Дома он поначалу ничего не заметил. Коляски на месте не было – значит, Светлана с Аркашей ушли гулять. Балабойт заглянул под раковину, вытащил мешок с мусором, взял веник и совок, подмел в салоне, вынес мусор во двор, вернулся и стал мыть посуду, оставшуюся от завтрака.

Закончив, он поднял крышку зеленого пластикового тазика, куда обычно складывались атрибуты Аркашиной жизнедеятельности – бутылочки, мензурки, пустышки, градусник, ложечки и чашечки – и ничего там не обнаружил. Это его слегка озадачило. Он подумал, что отсутствовал слишком долго, заставив жену, как в былые времена, стоять у раковины. Балабойт открыл посвященный Аркаше шкафчик. Внутри было пусто. Он пошел в ванную комнату, где купал сына, и не обнаружил там ванночки и полотенчика с желтыми котятами. Он вернулся к входной двери и заглянул в обувной шкафчик. Кроме старых кроссовок и рваных тапок там ничего не было. Тогда он направился в святая святых – комнату матери и ребенка, и там, буквально на том самом месте, где еще утром стояла аккуратная деревянная кроватка сына, на полу, увидел прижатый гантелью желтый в линейку тетрадный лист, густо присыпанный сверху и до середины мелким почерком Светланы.

Чугунная гантель перекрывала текст по диагонали. Прищурившись, Балабойт прочитал:

"Я долго… вещь в себе… Обещает, что… тебя раньше… Я никогда… при твоем характере… как жил… счастливым… пакую… ой муж – адвокат…"

Он присел и поднял гантель.

"Извини, но ты мне не нужен! – прочитал он, сгибая и разгибая в локте руку с гантелью. – Я долго думала, как сказать тебе об этом, но потом решила, что все равно не поймешь. У тебя своя жизнь, в которой я никогда не найду места. Ты – вещь в себе, и никакая другая "вещь" в тебе не помещается.

Так – знай. У меня появился мужчина. Уже давно. Обещает, что будет хорошим отцом для Аркадия. Не в пример некоторым. Я ему верю, и я к нему уехала. Это было решено задолго до рождения нашего с ним сына. Просто его обстоятельства мешали мне уйти от тебя раньше. Все решилось только неделю назад.

Так что, не обессудь. И продолжай жить как жил. Может быть, когда-то ты и сможешь стать счастливым. Хотя при твоем характере – вряд ли. А с меня хватит.

P.S. Я тебя не люблю. Видимо, и не любила никогда.

P.S.S. И как ты не заметил, что я уже несколько дней пакую вещи! Эх ты, растяпа!..

P.S.S.S. И не вздумай меня искать. Мой новый муж – адвокат!"

Балабойт прочитал письмо несколько раз, поднялся и тихо вздохнул. Потом оглядел комнату и увидел, что с гардины исчезла купленная два дня назад шторка с веселым рисунком – голубым морем, зеленой пальмой и белым корабликом вдалеке.

Остро засвербело в носу. Изготовившись почесать, он отпустил гантель, и она упала ему на ногу.

А? – удивился Балабойт и тут же завопил так, что потемнело в глазах: – А-а-а-а-а-а-а! Сука-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а!..

Он проскакал на одной ноге на балкон, схватил с кушетки свою антиалкогольную подушку и судорожными движениями сотворил из нее чудовищных размеров кляп. Теперь квартиру заполняло только дикое мычание. Он метался от стены к стене, сбивал на ходу книги и статуэтки, и долгие слезы невыразимой боли тянулись по его трезвым щекам.

[к странице 4] [к странице 6]