[5]

Однажды Ранцев попал в публичный дом. Его притащил туда сослуживец, пообещав «несколько сладостных мгновений». В грязном холле Ранцева встретила надсадно кашляющая женщина лет пятидесяти, обильно и безвкусно накрашенная и надушенная. Она вошла в сопровождении телохранителя, молодого парня с ничтожных размеров головой и огромными бицепсами, спросила, сколько денег Ранцев готов заплатить (она сказала: инвестировать), и когда он назвал приемлемую по его понятиям сумму, достала калькулятор и стала считать, сколько «сладостных мгновений» ему за эти деньги причитается. Он поначалу принял эту мадам за «мадам» – владелицу-распорядительницу бала, но когда она, удалившись на минуту, вернулась в неглиже и, надсадно кашляя, приказала ему по-быстрому раздеваться, Ранцев сбежал...

Настоящая проститутка душу свою никогда не продаст, когда-то учили Ранцева Чехов и Брехт, Хемингуэй и Генри Миллер. Но Ранцев и в юности не принимал эту сентенцию на веру. А к пятидесяти годам убедился, что настоящего в жизни, в отличие от литературы, не бывает. Тем более, среди проституток, у которых и тела-то на продажу почти не осталось.

Драматург Л.Штоц этого не знал. Богатый наследник, герой пьесы имел прочную семью, дом, компанию серых приятелей и даже яхту. Но радоваться этому счастью, этим несметным нетрудовым доходам он не умел, в чем, вероятно, и заключался его трагический пунктик.

Впрочем, герой интересовал Штоца в гораздо меньшей степени, чем героиня-проститутка, из чего Ранцев сделал сомнительный вывод о  том, что пьесу писала женщина.

Половину первого акта Рантсэфф и его супруга занимались любовью и философствовали на тему секса. Их рассуждения о природе отношений женского и мужского начал пафосом напоминали Ранцеву утреннюю гимнастику старика – было в этих диалогах что-то кряхтящее, натужное, какой-то скрип старых костей. В спальню то и дело без стука заходил дворецкий и предлагал собеседникам кофе со сливками, из чего можно было заключить, что дело происходит утром. В конце акта на сцену выбегали счастливые дети – все без исключения кудрявые блондины, стаскивали родителей с кровати и наперебой требовали попрыгать с парашютом.

Во втором акте Рантсэфф долго беседовал по телефону с приятелями, потом рыбачил на собственном пруду со сторожем поместья, пил виски в баре, водил скоростной катер, прыгал с парашютом и под вечер шел в публичный дом, где его и особенно его инвестиции уже ждали. Следовал диалог с героиней, конфликт интересов и драка, в ходе  которой этот пижон жестоко насиловал проститутку с криком «Fucking bitch!..», затем, попирая законы жанра (ведь что значит изнасиловать проститутку, как не уйти не расплатившись?), водружал свой стандартный гонорар на тумбочку и удалялся за кулисы, оставляя эту героическую fucking bitch умирать от горя и унижения.

Ночью, уже в третьем, заключительном акте он снова оказывался в постели с женой. Следовала глупая ссора, Рантсэфф выскакивал из дома в одних портках, несся на «ягуаре» в местный аэропорт, будил своего личного пилота, надевал парашют и улетал.

В чем была соль? Этот вопрос автор оставлял открытым. В отличие от парашюта.

[к странице 4] [к странице 6]

страница [1] [2] [3] [4] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12]