[9]

"Тур, пожалуй, прав, хотя многого не знает. Того, например, что когда-то давно Лана изменила своему погранцу и была на самой грани – стоило только дунуть, и бросила бы она его, и вышла бы за любовника. За меня, то есть... Кто остановил? - Шульман снова посмотрел на брезентовые небеса. – Остановили страх и глупость".

Тогда, в Эйлате, на берегу Красного моря, Шульман признался ей в любви, а попутно зачем-то сказал, что боится. Опасается пропасть в этом чувстве, исчезнуть, раствориться. Сказал, что ему страшно доставаться ей целиком, вместе со всеми потрохами – ведь в этом случае ему самому ничего не останется… И после этой сопливой чепухи вернул ее мужу.

"Другая бы меня возненавидела, - в стотысячный раз подумал Шульман, - а Лана простила… Все дело в ее характере, который у нее – душа... Она умеет прощать. Не простить раз, два или десять, а именно прощать. Это уникальное свойство – прощение, длящееся во времени. Оно встречается реже, чем талант. Да оно само – невероятный талант... Дар небес!.. Доблестному защитнику отечества..."

- Скажи, Тур, ты жену свою любишь? – спросил Шульман, открывая компьютер.

- Ну, - кивнул Тур. – Только не спрашивай, почему. Это не моча - анализу не поддается.

- Грубо, но справедливо, - согласился Шульман.

- О, смотри, кто пришел!

Шульман поднял глаза и увидел, что уже темнеет. Пространство было перепачкано коллоидными мазками ранних сумерек. Автомобили прозревали один за другим. Под плафонами уличных фонарей затеплились натриевые желтки. Контрасты смазались, улица преобразилась, помутнела и стала похожа на театральную декорацию.

- День вечереет. Ночь близка... – сказал Шульман.

- Длинней с горы ложится тень, - подхватил Волков, тот самый смотрите-кто-пришел, обычный человек среднего роста и возраста, без особых примет. – Здорово, братушки!

- Здравствуй, Волчара! - проблеял Тур голосом агнца.

Волков уселся и осмотрелся. На веранде сидело уже человек пятнадцать. Столько же, если не больше, населяло кондиционированный инкубатор за стеклом.

- Есть ли непреходящий смысл в ожидании официанта? – вопросил Волков, глядя на Шульмана. – Не Важа ли сегодня на карауле? Не правильней ли будет совершить хадж к стойке бара?

- А свеж ли сегодня нектар на Олимпе? – Волков переключился на Тура. – И не горчит ли амброзия? И остаются ли верными принципам дорогие мои товарищи?

- Судя по слогу, сегодня обошлось без мордобоя, – сказал Шульман.

- Разошлись полюбовно, – подтвердил Волков. – К взаимному, так сказать, удовольствию... Ну, где же наш Важенька? Эй, любезный, на минутку! Позволь разместить на твоем предприятии небольшой коммерческий заказ!..

Эдик Волков служил судебным исполнителем, отчуждал от граждан имущество и недвижимость. При исполнении его всегда сопровождали два полицейских и несколько грузчиков. Первые дрались с лишенцами, вторые освобождали их квартиры от мебели, электротоваров и предметов бытовой электроники, а Волков тем временем декламировал несчастным их обязанности и права. В основном, конечно, обязанности.

Работа как работа, ничего особенного. В нем вообще было мало особенного, в этом Волкове. Разве только походка. Ходил он как-то легкомысленно, небрежно выкидывал вперед коротковатые голени, ступал с пятки на носок, слегка задирал голову и вечно что-то насвистывал. Дескать, бывал я уже в этом районе, и не однажды, хаживал этой дорогой и притерся глазами к этому пейзажу. В общем, Волков не ходил, а слонялся. И зевакам было невдомек, что потная живописная группа во главе с таким, можно сказать, балбесом направляется отнюдь не в кино или завтракать, а прямиком на конфискацию имущества.

[к странице 8] [к странице 10]

страница [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [10] [11]

                  [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18]