[15]

- А про наследство она тоже впарила? – спросил Тур. – Мне тут один знакомый такое наплел – что ты, дескать, без пяти минут миллионер и так далее.

- Про наследство все правда, - сказал Нуня и попытался помрачнеть. – Из-за этого все и началось.

- Особняк в Тель-Авиве? – спросил Волков. – Богатая бабушка из Ванкувера?

- Какой там Тель-Авив! – Нуня достал из кармана пластиковый пузырек, отвернул крышку, закинул голову и капнул себе в нос какой-то гадости. – Тетя Фира жила в Трансильвании, в деревне под Сибиу. Там и померла, оставив мне старый домишко. В завещании подчеркнула слова: "Дом отписываю любимому племяннику Наумчику Добзону, а сестре его Тамарке – дырку от вчерашнего бейгеле".

- Отважная старуха, ничего не скажешь, - одобрил Тур.

- И подлая, - осудил Волков. – Знала же, что Тамара взбесится.

- Чего беситься-то? – со вздохом сказал Добзон. – Дерьма-пирога...

- Ты хоть справки навел? Почем там нынче недвижимость? - спросил Волков.

- Навел, - сказал Нуня. – Даже проезд не окупит.

Над столом повисла сочувственная пауза, обильно пропитанная флюидами облегчения.

На веранду вошел Таль Дикштейн, двухметровый центровой тель-авивского "Маккаби". На его согнутой в локте руке, напоминавшей гладко обтесанное бревно, сидела маленькая девочка в платье принцессы и громко хныкала. Баскетболист открыл стоявший у двери холодильник-витрину, достал оттуда банку диетической колы, выудил из нагрудного кармана своей рубашки бутылочку с соской, влил туда содержимое банки и сунул девочке в рот. Принцесса хрюкнула от восторга и замолчала. Дикштейн развернулся, поймал за шкирку запутавшегося у него в ногах Важу, сунул ему пять шекелей, смял в горсти пустую банку и вышел вон. На тротуаре его ждали единомышленники – каждый с  миниатюрной женой подмышкой. Они пошлепали центрового по скуле и двинулись в сторону моря, как небольшой мачтовый лес.

- Красиво идут, - сказал Нуня и расчехлил камеру.

Компьютер Шульмана снова пискнул, высветив розоватое окошко чата с надписью Evelyn Barbour на верхней плашке.

"Ты где, миленький?"

"Миленький?! Я?!!" – вызверился Шульман и тут же отстучал:

"В стойле..."

"Чем занят?"

"Лягаюсь и ржу".

"Тебя хоть покормили?"

"Угу".

"Чем?"

"Овсом".

"Хочешь, приеду?"

К концу предложения была присовокуплена глупая веселая рожица. "Научил на свою голову", - озлобился Шульман и ответил:

"Не надо. Завтра сдаю материал. Забыла, что ли?"

"Ты пунктуален, как никогда" – и снова веселая рожица.

"Тебя тоже надо убить, вот что", - подумал Шульман.

Лина, конечно же, хотела сказать, что Шульман пунктуален, как всегда (он и вправду славился отчаянной пунктуальностью), но по обыкновению озвучила антитезис. Натура! Ничего не попишешь...

Полгода назад, поздравляя по телефону многодетного троюродного брата со свадьбой старшей дочери, она сформулировала такое пожелание: "Чтобы все твои дочки как можно чаще выходили замуж!" А когда убили Ицхака Рабина, со слезой в голосе произнесла: "Пуля – дура, а штык – молодец!"

[к странице 14] [к странице 16]

страница [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11]

                  [12] [13] [14] [16] [17] [18]