ЫУДЕЙСКОЕ
ЦАРСТВО

Флобер как-то высказался в том смысле, что он является писателем второго плана. Выдающийся стилист, блистательный мастер прозы, Флобер считал, что удел писателей его уровня - все время оставаться в тени гигантов вроде Бальзака.

В одной из своих статей я упоминал Бальзака. Его личность - пример удивительный во многих отношениях. В частности, в том, как образ жизни, господствовавший в постромантической Европе, преломился в его сознании и творчестве. Бальзак жил гиперболами. И так как он не являлся стилистом (в узком смысле этого слова), французский образ жизни первой половины XIX века стал его стилем. Слияние стиля и образа жизни для художника, в сущности, трагедия. Флобер бы такого никогда не допустил. Но на то он и был Флобером - писателем второго плана.

Стиль и образ жизни - вещи взаимоисключающие. Стиль - это единственная и неповторимая (если повезет) форма выражения своих наклонностей. Образ жизни - это изо дня в день повторяемая форма существования организма (белкового, по Энгельсу, тела) - передвижение в пространстве, прием пищи, зарабатывание денег, общение с себе подобными.

В одной из биографий Юлия Цезаря я обнаружил весьма примечательную деталь. Когда Гай Кассий Лонгин и Марк Юний Брут подступили к диктатору спереди, а Каска нанес ему предательский удар сзади (кинжалом в затылок), Цезарь выхватил из-под тоги железный стиль - инструмент, которым он писал, и с которым никогда не расставался - и пытался этим стилем защитить себя от заговорщиков.

Стоит ли напоминать, что такой способ самообороны потерпел полный провал? И не отсюда ли пошла поговорка о том, что против лома нет приема (даже если этот прием - железный стиль)?

Должен сразу же уведомить читателя, что поиски стиля в Израиле - дело безнадежное. Израильская реальность необорима. И любая попытка представиться в этой реальности вороной-блондинкой обречена на неудачу.

Талантливый человек рождается, можно сказать, с печатью стиля на челе.

И тот, прекрасный неудачник
С печатью знанья на челе,
Был тоже - просто первый дачник
На расцветающей земле.

В. Ходасевич.

Эту печать вывести также трудно, как удалить тавро с крупа лошади (единственный способ - содрать с бедного животного шкуру). Попадая в израильское общество, стиль талантливого человека подвергается тотальной обработке образом жизни. Лучшие умы такой обработки не выдерживают и благополучно покидают Израиль - на счастье себе и своему творчеству. Рядовые сначала активно сопротивляются, а затем сдаются и становятся бальзаками в миниатюре (бальзаками, не отбрасывающими тени - что может быть пародийнее?). Они (мы) убеждают себя, что воспринятый ими образ другой жизни и есть их новый стиль. Вернее, старый, но видоизменившийся под воздействием жизненных обстоятельств. Они (мы) сбрасывают старую кожу и обрастают новой - пестрой и гладкой, без единой отметины.

Израильское общество полиэтнично (другой бы сказал: многонационально). И эта полиэтничность его разобщает. В то же время израильское общество вполне однородно в культурно-этическом плане. Не могу сказать, что это его качество ведет к всенародному сплочению, но в глазах мыслящего человека создается довольно цельная картина, некий монолитный хаос (вот ведь парадокс!), основанный больше на инстинктах и простейших рефлексах, чем на разумных правилах и этических установлениях.

Мне могут возразить, что, дескать, такого рода обобщения можно применять по отношению к любой среде - всеизраильской, всебельгийской, всебарбадосской, всекитайской или всезимбабвийской. Возражение принимается. С той лишь поправкой, что репатриировались мы по известным причинам вовсе не на Барбадос, не в Китай или Зимбабве. И даже не в Бельгию, где, кстати, стилист Цезарь некогда добывал себе триумфы, сетуя на воинственных белгов. Мы репатриировались в Израиль. (По гамбургскому счету, сам этот поступок - репатриация - говорит о некой утрате ориентиров. Ведь одухотворенное (в меру, господа, в меру) существование вне пределов исторической родины - это явный признак "высокого штиля".)

Не могу сказать, чтобы я путался в своих наклонностях и способностях. Скорее, просто не смог ничего существенного противопоставить израильскому образу жизни, основанному на тотальном отсутствии стиля.

Отсутствие стиля - тоже стиль, скажете вы? И глубоко ошибетесь. Если прагматики утверждают, что отсутствие результата - тоже результат, то ни один из них никогда не возьмет на себя ответственность заявить, что отсутствие, к примеру, денег - это тоже деньги.

Израильский образ жизни почти не поддается жанровой классификации. Впрочем, с некоторыми натяжками я бы мог определить его как пародию на эпос. В гигантской тени Библии (ТАНАХа, если угодно), рожденной на этой земле, любой "стилист" выглядит пародийно - человеком даже не второго, а сто второго плана. Эпическая пародия заставляет людей относиться к реальности гиперболически. Редкий израильтянин задумывается о том, что страна, в которой он живет – маленькая. Почти игрушечная. Пол-Москвы. Треть Нью-Йорка. Напротив, образ жизни диктует отношение к Эрец-Исраэль, как к центру цивилизации. Отсюда и проистекают пародийные по своей сути вещи: утопист Шимон Перес носится с фантазиями о Новом Ближнем Востоке; провокаторша Татьяна Соскина в буквальном смысле слова подкладывает хевронским арабам свинью; престарелый пионер Яаков Шварц похищает сам себя в целях сплочения еврейского народа; вдохновенный премьер-министр Биньямин Нетаниягу обещает американцам прекратить строительство, а поселенцам - ускорить; партийный генерал Эхуд Барак высокопарно извиняется перед выходцами из стран Востока за те многочисленные несправедливости, допущенные по отношению к ним за последние пятьдесят лет; профсоюзный бонза Амир Перец объявляет вселенскую забастовку, и больным в израильских больницах подают на ужин булочку и яблоко - кухня бастует. Какая-то вакханалия эпического восторга!

Простите меня за банальность, но поиски стиля - процесс творческий. А следовательно, в этом процессе много мистического. За стилем, если он все-таки найден, проглядывается не человек, не личность, а некое иное, высшее качество, присущее, может быть, Творцу, но никак не его образу и подобию. Отсутствие стиля - результат утраты этого качества.

Пародийность израильской реальности складывается из многих составляющих. Уже набили оскомину сравнения законодательного собрания страны с розничным рынком. Уже мало кого удивляют астрономические заработные платы чиновников и банкиров. Уже никто не обращает внимание на небо, где тривиальная (по, скажем, российским понятиям) ракета класса "земля - воздух" взрывается по щучьему велению задолго до обнаружения цели. А если добавить к этому раблезианские аппетиты профсоюзов, космические цены на жилье и средневековую стоимость человеческой жизни, то получится воистину ужасающая, но в то же время пародийная и оскорбительная картина. Нет, что ни говорите, без мистики здесь не обошлось.

Приведу один забавный пример из собственного опыта. На днях я писал письмо другу, живущему в Монреале. Ввел в компьютер русский текст, а когда решил отправить письмо электронной почтой, забыл перевести клавиатуру с кириллицы на латиницу. И, знаете, какой сюрприз преподнесла мне судьба? Написав свою фамилию и взглянув на экран, я обнаружил, что вместо слова "Seltz" там красуется слово... "Ыудея". Именно с буквы "Ы". С заглавной буквы "Ы".

Моему "мистическому" разочарованию не было предела. Во-первых, я считал свою фамилию, извините, славянской. Этимология, полагал я, проста: некогда - еще при царе Горохе - в малоросских местечках евреям присваивали фамилии по названию места их проживания. А в Белоруссии, где жили мои предки, многие местечки назывались просто Сельцо.

Признаюсь честно, утрата буквы "о" на конце опечалила меня гораздо меньше, чем обретение буквы "Ы" в начале. Мне подумалось, что даже в такой, казалось бы, игровой сфере, как случайное (ох уж эта мистика!) совпадение, всеизраильский образ жизни не может обойтись без вездесущей своей пародийности. Ыудея здесь также преобладает над Иудеей, как образ жизни над стилем. С этим, конечно же, никогда и ни за что не согласятся господа Перес, Соскина, Шварц, Нетаниягу, Перец и еще добрых два-три миллиона израильтян. В том числе и новых репатриантов.

Я не склонен находить во всем этом обаяние (не говоря уже о предмете для гордости), что, между прочим, присуще некоторым моим коллегам. Я не способен убедить себя в том, что тесная потная толпа на средиземноморском пляже мила моему сердцу, а тель-авивская архитектура радует мой глаз. Я не способен не замечать вечного мусора и вечных мусорщиков, соседствующих на улицах "деловой столицы" так, будто они не имеют друг к другу ни малейшего (даже морфологического) отношения. Не могу сказать, что мне интересны завиральные идеи израильских политиков. Я люблю пустынный берег моря, чистые улицы, дома из камня и немых премьер-министров. И это, наверное, последние кирпичики на руинах моего стиля. Стало быть, им пока еще не время рассыпаться в прах.

Ыудейское царство в двадцатом веке обрело, наконец, некую политическую, географическую и ментальную завершенность. Определилось в своих Ынтересах, помазало на царство своих Ыродов и движется, балансируя гуттаперчевым шестом, по разухабистой мистической кривой. Навстречу своему эпическому будущему. В Ысторию.

1996 г.