______________________________________________

Действующие лица

Часть первая   [I] [II] [IV] [V] [VI] [VII] [VIII]

Часть вторая   [IX] [X] [XI] [XII] [XIII]

 

III.

Та же музыка. Те же Колян и Фыря уносят все, что принесли ранее, возвращая сцене вид репетиционного зала. Листопад, высокий и седой, расхаживает возле своего столика на условной сцене. Миша в образе официанта - с подносом, на котором находятся пустой графин и граненый стакан, - стоит чуть в стороне с закрытыми глазами, слегка покачиваясь. Нюша сидит в одном из дальних кресел, ближе к заднику.

ЛИСТОПАД. Не состоялось ничего. Не сложилось, не срослось… Был у меня приятель, который в сорок лет понял, что живет всего один раз. И разрушил все, что худо-бедно построил. Бросил детей, жену, мать довел до инфаркта, ушел к другой женщине и начал жить с красной строки.

Входит Стонов. Проходит к своему месту, садится.

О, как я завидовал ему тогда! Как мечтал последовать его примеру! Но пороху не хватило, не последовал... А приятель мой в сорок три года опять понял, что ошибся, и снова все разрушил, оставил жену с младенцем и ушел к третьей... Смешно и глупо!.. (Мише). Знаешь, что сказала мне его первая жена, когда мы встретились на его похоронах? «Он думал, - сказала она, - что живет, как стихия: прилетел, накуролесил, улетел... А на самом деле жил, как уличный пес: появится, обнюхает, нагадит на ухоженный газон и потрусит дальше...» Так-то, дружок!..

СТОНОВ (Мише). Реагируй! К тебе же обращаются! Нюша, что происходит с нашим официантом? Он же спит на репетиции! Вы видели когда-нибудь спящего официанта, Арсений Викторович? Почему он спит? Как это понимать?

Нюша производит ту же операцию, что и во все критические моменты: подбегает к Стонову, шепчет ему на ухо и беспомощно разводит руками.

Что? Работал ночью? Где ты работал ночью, господин «кушать подано»?

МИША (виновато). В ноч-чном к-клубе.

СТОНОВ. Надеюсь, не стриптизером?

МИША. Н-нет.

СТОНОВ. А кем же, если не секрет?

МИША (виновато). Оф-фициантом.

СТОНОВ. Так. Понятно. Значит, там ты выкладываешься, а здесь отдыхаешь?

МИША. Да н-нет, Сан Никитич, я п-просто устал н-немного, а так н-ничего. Я м-могу еще целый с-спектакль… отс-стоять...

СТОНОВ. Я тебя спишу на берег, Миша. Нет у тебя перспектив на этом судне...

НЮША. Александр Никитич, а хотите, я вам кофе сварю?

СТОНОВ. Ну, хорошо, Нюша, хорошо... Он – твой муж. А я тебе никто.

Нюша делает протестующий жест.

Но спектакль-то ставить мне, а не вам!.. Ладно, все. Проехали... Соберись, Михаил! Давайте дальше!.. (Нюше). А кофе – свари.

Нюша убегает, жестом показав Мише, что он кретин.

ЛИСТОПАД. Чем живу я сейчас, спросишь? Чем питаюсь перед последним пределом? А ничем. Снами и фантазиями. Но ты себе не представляешь, как же устал я спать и фантазировать!..
Была у меня когда-то любовница, Верочка. Молоденькая, легкая и даже образованная. Мы ездили заграницу. Кажется, в Эмираты. Гуляли по набережной. Нежная она была, ласковая. Все время молчала, а если говорила, то исключительно повествовательными предложениями: ни единого вопроса. Умница, каких не бывает! И эти ямочки на щеках...

Миша тихо пятится, нащупывает позади себя стул, присаживается на краешек и начинает клевать носом.

Но однажды, после того, как я не появлялся у нее месяца три кряду, позвонила и вдруг говорит: «Что вы думаете о наших отношениях, генерал?» Этот вопросительный тон меня просто ошарашил – я даже не узнал ее поначалу, спросил: «Кто это?» «Я это, Верочка, - отвечает, будто поймала меня на лжесвидетельстве. – Ну так как, генерал?» «В каком смысле?» - спрашиваю. «В прямом, - отвечает. – Меня у вас есть, или меня у вас нет?
И так тяжело мне стало от этих вопросов, так взыграло во мне это гадкое чувство вины перед ней, Верочкой, перед ямочками на ее гладких щечках, перед всеми семью арабскими эмиратами, что я замолчал надолго, только дышу надсадно в трубку.
«Что же вы молчите, генерал? – спрашивает Верочка после тяжкой паузы. – Как бы вы поступили на моем месте?» И ждет ответа, курва. «На твоем месте, - говорю, - я бы выкинул меня на помойку!..» «О’кей, - отвечает ласковая Верочка. – Я так и сделаю...»
О, нет, она ни в коем случае не претендовала на разрушение моей семьи в свою пользу. Я вполне устраивал ее как любовник и приятель. Между нами не было ничего обязательного. Даже в постели. Но когда ей захотелось режима, строго очерченной связи, когда она от легких эскизов карандашом решила перейти на кисти и масло, она перевоплотилась в обычную женщину, каковой, собственно, и была... 

Входит Нюша с чашечкой кофе на блюдце, ставит на режиссерский столик.

Я поразительно быстро забыл ее лицо, молоденькое, белозубое, умненькое. Набережную помню до мельчайших деталей. Белый камень, солнце, купола мечетей, живой краб корявится на желтом песке, синие воды залива, пылающие лица туристов – в подробностях! А Верочкино лицо исчезло. Остались только эти ямочки...

СТОНОВ (отпивает  глоток кофе). Неплохо, очень неплохо... К этому куску больше возвращаться не будем. Только главную линию, Арсений Викторович, не теряйте. Помните, что в этом ресторане вы сидите не просто так, вы ждете важного человека, который должен решить судьбу вашего благополучия. Сейчас, внешне, вы обращаетесь к официанту, а на самом деле, внутренне, проговариваете те важные слова, которые должны будете сказать этому банкиру. Как его? Ага, Пустыннику...Так... Давайте сейчас пройдем эпизод с дракой. Может быть, тогда Михаил окончательно проснется... Поехали!

ЛИСТОПАД (Мише). Что же ты, урод, сациви не принес? Забыл?

За кулисами раздаются топот, пыхтенье, кряхтенье, какие-то нечленораздельные вопли. Появляются Колян и Фыря. Между ними, как постиранный костюм на плечиках, висит Мудрик. Это маленький, чрезвычайно худой человечек с всклокоченной седой шевелюрой. Лицо вытянутое, бритое. Губы выпячены. Глаза закрыты. Он мертвецки пьян. Икает и бормочет какую-то несуразицу. Колян и Фыря подходят к режиссерскому столику и усаживают Мудрика рядом со Стоновым.

СТОНОВ. Извините, друзья, я вынужден отвлечься - автора принесли. Перерыв на четверть часа! Я хочу посмотреть в его безумные глаза, если мне их откроют... Нюша! Тащи сюда флакон с нашатырем!

Нюша убегает. Стонов встряхивает Мудрика, а затем несколько раз бьет его ладонями по щекам.

ЛИСТОПАД. Не трогайте его, Саша! Он не в себе.

СТОНОВ.  Конечно, не в себе, Арсений Викторович! Он – во мне! Я даже могу сказать, где – у меня в печенках! Эй, Мудрик, очнись! Разверзни свои тяжелые вежды!

МУДРИК. Где я? Ик!..

СТОНОВ (передразнивая). Где я... Где я... В театре ты, Мудрик, в театре...

Мудрик икает все сильнее, затем вдруг резко перегибается вниз. Раздаются недвусмысленные звуки. Стонов вскакивает.

Ай! Мать твою!! Что же ты делаешь, гад! Нюша! Быстро уборщицу сюда! И салфетку! Он мне все ботинки заблевал!.. Где Нюша?

ЛИСТОПАД. Простите его, Саша! Он пьет не от пьянства.

Стонов пытается очистить свои ботинки сначала газетой, а затем и листками с текстом.

СТОНОВ. Что вы несете, Арсений Викторович! Вы же видите, что происходит: сначала он вступает в преступный заговор с Чеховым, а когда его ловят с поличным, уходит в несознанку – в самом буквальном смысле.

ЛИСТОПАД. Вы не знаете его, Саша. Матвей Мудрик совсем не тот человек, за которого себя выдает.

СТОНОВ. Если он выдает себя за драматурга, то я с вами полностью согласен.

Листопад спускается к режиссерскому столику.

ЛИСТОПАД. Вы ошибаетесь, Саша. Мотя – прекрасный драматург и самый душевный человек из всех, кого мне довелось встретить на театре. Между прочим, он мой ровесник, а вы тыкаете ему, как половому в трактире. Он написал свою первую пьесу, когда вас еще на свете не было...

СТОНОВ.  Ну, пошла скрипеть шарманка...

ЛИСТОПАД. Знаете, отчего он пьет? Мотя слишком любит людей. Да-да... Любит настолько, что не может выносить отсутствия взаимности. Он всегда говорит, что самое страшное в жизни – это смена поколений. Племя молодое, незнакомое, говорит он, приходит по наши души. Двадцатилетние, говорит, наступают нам не на пятки, а на горло. И все это – вместо любви и даже в обмен на любовь. «Грядущее приходит, чтобы убивать». Так называется его лучшая пьеса, которую никто никогда не поставит
На похоронах моей дочери - она умерла недавно... От передозировки, знаете... Так вот... На ее похоронах Мотя был совершенно безутешен. Он любил Леночку. Несмотря на ее ужасную, неизлечимую болезнь. Он считал, что моя дочь воплощает в себе лучшие, вернее, отсутствующие черты грядущего поколения... И я, я... тоже так считал... Мотя Мудрик... В редкие моменты, когда Леночка лечилась, он приходил к нам домой и читал ей сказки. Сидел у ее кровати и читал. Как маленькой лялечке!.. И они вместе плакали. Представляете? Шестидесятилетний пьяница и двадцатидвухлетняя наркоманка... Плакали, как дети... Помните, у Самойлова:
Я – маленький, горло в ангине
За окнами падает снег.
И папа поет мне: «Как ныне
Сбирается вещий Олег...»

СТОНОВ.  Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слезы постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.

ЛИСТОПАД. Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.

СТОНОВ.  И плачу над бренностью мира
Я, маленький, глупый, больной...

 ЛИСТОПАД (отворачиваясь). Простите, я тоже плачу...

СТОНОВ.  Очень трогательно... Искренне, правдиво, органично... Поздравляю вас, Арсений Викторович! Мы угробили репетиционный день! График разваливается к чертям. Сочувствую вашему горю, сочувствую горю Мудрика. Но кто посочувствует мне?

МУДРИК (поет совершенно пьяным голосом, картавя). Душ-ша – перелетная-я-я бедная-я-я птица-а... без дом-ма, без си-ил и без сна-а. А дождь без конца-а и в пути-и ни крупи-и-ицы. Ик! Дорога-а ночна-ая-я те-е-ем-мна-а...

Затихает, пожевывая губами и что-то бормоча.

СТОНОВ. А вы никогда не задумывались, Арсений Викторович, что грядущее наступает вам на горло только затем, чтобы уберечь собственную песню от ваших кирзовых сапог? Это же элементарная самооборона! Когда старшее поколение теряет в росте, оно вскарабкивается на ходули, и у нас нет другого выбора, кроме как укорачивать эти ходули бензопилой... Скажу вам честно: как только в пьесе появляется возрастной персонаж вроде вашего, мне становится тошно. Знаете, почему? Потому что я наперед знаю все его слова, поступки и его бесславный и однозначный конец. Вся его философия укладывается в воспоминания о горячей молодости. А это, дорогой мой, пошло… Кроме того, вы не учитываете еще один аспект, Арсений Викторович: через четверть века мне тоже будет шестьдесят!..

Появляются Нюша, уборщица и братки.

ЛИСТОПАД. Давайте лучше репетировать...

СТОНОВ. С ума сошли? Здесь же воняет!

ЛИСТОПАД. Воняет везде, Саша. Мне это не мешает, я привык... 

СТОНОВ. А мне мешает! А я не привык! Внимание всем! Перерыв на час! Можете пойти проветриться. (Уборщице). Откройте окна, пожалуйста. (Браткам, указывая на Мудрика). Разберитесь с этой... недвижимостью.

 

Затемнение.

[к эпизоду II]        [к эпизоду IV]


2007 © Copyright by Eugeny Selts. All rights reserved. Produced 2007 © by Leonid Dorfman
Все права на размещенные на этом сайте тексты принадлежат Евгению Сельцу. По вопросам перепечатки обращаться к
автору