|
______________________________________________ |
VIII. Сцена вновь превращается в репетиционный зал.
Появляется Листопад. Занимает свое место за столиком условного ресторана,
достает зеркальце и расческу и приводит в порядок свои седые брови. Нюша сидит
на режиссерском месте и с кем-то говорит по телефону. К ней подходит Миша. Нюша
угрожающе поднимает со столика букет цветов. Миша пятится, разворачивается,
идет на сцену, подсаживается к Листопаду. МИША. Арсений В-викторович, скажите, когда вы
п-получили свою п-первую роль? ЛИСТОПАД. Настоящую? МИША. Ну да. ЛИСТОПАД. Когда женился. А вторую – когда у меня
родилась дочь. МИША. Н-ну, я серьезно, Арсений
В-викторович! ЛИСТОПАД. И я серьезно, Мишенька. Ежели вы спрашиваете
о театре, то я играл много. Ланселота, например, Павку Корчагина, а потом и
чеховского Иванова. Долго играл. Меня ввели на замену актеру, который уехал в
Москву. Мне тогда было тридцать с небольшим. И аж до пятидесяти двух был я
Ивановым. Николаем Алексеевичем. Непременным членом присутствия по крестьянским
делам. Да-с… Два раза в неделю на протяжении двадцати одного года «отбегал в
сторону и застреливался...» Но так и не дострелился. (Смеется). МИША. А вас в Москву не з-звали? ЛИСТОПАД. В Москву не зовут, Мишенька, туда просятся.
А я не просился. НЮША (она уже прекратила говорить по телефону).
А почему же вы не попросились? Вы же были знамениты – мне бабушка рассказывала.
У нее даже где-то программка сохранилась: «Бенефис заслуженного артиста Арсения
Листопада». ЛИСТОПАД. Служенье муз не терпит суеты, милая. А в
моем случае музами были моя супруга и Леночка... Дочка... И потом не чувствовал
я никакой аркадии в этой Москве. Не было во мне таких амбиций. Хотя сцену я
любил беззаветно и, кажется, пользовался взаимностью. НЮША. Что ж вы такое говорите, Арсений
Викторович! Москва – это же… Москва. Это - центр вселенной. Там же лучшие силы
- режиссеры, художники, актеры... ЛИСТОПАД. Это заблуждение, милая. Там живут точно
такие же люди, как и здесь. Просто денег и телекамер вокруг них немного больше
– вот и все. Что же касается режиссеров... Много я повидал их на своем веку, и
могу вас заверить, что настоящий талант среди них редок ровно настолько,
насколько вообще редок настоящий талант. И география тут ни при чем. Я вам
больше скажу: такого режиссера, как наш Саша, к примеру, в Москве еще поискать
надо!.. Согласны? НЮША. Согласна. МИША. Н-ну, еще бы!.. Входит Стонов. Он, мягко говоря, не в духе. СТОНОВ (издалека,
раздраженно). Еще воняет? НЮША. Проветрилось, Александр Никитич. Гвоздичками
пахнет... СТОНОВ (Нюше). Прикрой окна! Итак, на чем мы
остановились? Перебирает странички с текстом. Так-с. Это мы прошли. Это, кажется, проехали... Ага,
вот! Драка. Все готовы? Листопад и Миша кивают. Что ж, давайте вернемся к драке. Внимание, начали! ЛИСТОПАД. Что же ты, урод, сациви не принес?
Забыл? МИША. Это я урод? А ну, заглохни, старый козел! ЛИСТОПАД. Что ты сказал, сопляк? Это я старый козел?
Ах ты... Ах ты!.. Да я тебя сейчас... Вскакивает со стула и пытается схватить Мишу за
грудки. Но тот хватает его первым и слегка потрясывает. Ой!.. Больно!.. Пусти!.. Ладно, все, сдаюсь... Беру
урода обратно. СТОНОВ (в
сторону, раздраженно). Какая чушь! МИША. Проси прощения, дед! ЛИСТОПАД. Извини... СТОНОВ (в
сторону, крайне раздраженно). Какой бред! МИША. А ну, повтори громче, и на «вы»! ЛИСТОПАД. Извините, пожалуйста... Я больше не буду...
М-м-м-м... Больно... СТОНОВ (на пределе раздражения).
Помойная самодеятельность! Миша, ты бездарь! Сейчас больно только лацкану его
пиджака. Это не драка, а детская игра в тычки... Дай-ка, я покажу! Впрыгивает на сцену, Мише: Смотри, как это делается. Ударьте меня, Арсений Викторович! Листопад осторожно тыкает кулаком в пространство. Ну, не так, по-настоящему! Бейте, как в жизни! Так,
как будто перед вами- ха-ха! - грядущее поколение, которое пришло вас убивать!
Ха-ха!.. Листопад замахивается более серьезно. Но только с текстом, старый козел!.. ЛИСТОПАД. Это я старый козел? Ах ты... Ах ты!..
Да я тебя сейчас... Бьет действительно всерьез. Стонов проводит эффектный
прием самообороны. Листопад вопит. А-а-а-а! Па-алец слома-а-а-ал!.. А-а-а-а! Как
больно-о-о!.. М-м-м-м!.. Стонов отпускает жертву. Листопад падает на стул и
начинает изо всех сил дуть на пострадавший палец. СТОНОВ. Вот
так. Понял, Миша? Уклоняешься от удара, перехватываешь руку, резко делаешь
захват кисти – вот так, потом разворот, руку – подмышку, и одним движением
заламываешь большой пальчик... Понял? Миша нерешительно кивает, с состраданием глядя на
Листопада. ЛИСТОПАД. М-м-м-м-м-м!.. СТОНОВ. Вы в
порядке, Арсений Викторович? Что у нас за слезки на глазках? Больно, а? Так оно
в жизни и происходит – больно... Ну, извините,
не рассчитал... Дайте взглянуть! ЛИСТОПАД. Ох, как больно!.. Зачем же вы так, Саша!...
Перелом, наверное!.. СТОНОВ. Да нет никакого перелома, бог с вами! Даже
вывиха нет. Ну, припухло слегка... До свадьбы заживет... Ну что, пройдем еще
раз? Или хватит на сегодня? ЛИСТОПАД. Нет, давайте продолжим... СТОНОВ. Вы
серьезно, Арсений Викторович? ЛИСТОПАД. Продолжим. Нельзя отставать от
графика! СТОНОВ. Арсений
Викто... ЛИСТОПАД. Я в норме, Саша. Все уже прошло.
Давайте продолжим. Пожалуйста!.. СТОНОВ. Ну,
если вы настаиваете... Давайте с предпоследней страницы, после ухода банкира... Миша уходит за кулисы. Листопад, слегка морщась от
боли, пересаживается на другой стул, делает усилия, чтобы войти в образ. ЛИСТОПАД. Поверить не могу: я обо всем
договорился! Это какое-то чудо! Думал, жизнь моя пойдет с молотка. Думал,
попаду на распродажу, как старый комод. Ан нет! Все сызнова завертелось. Денег
дали, дозу впрыснули... Юлечка узнает, кипяточком от радости изойдет... Появляется Миша с воображаемым подносом. Ставит
воображаемую закуску на стол и удаляется. Хе!.. Сациви принесли... Чем же я не угодил этому
уро... этому официанту? Завидует, наверное, что могу в один присест проесть его
месячную зарплату. Ур-р-р-род! Нечему тут завидовать. Что же касается грубости
моей, то это, скорее, природная прямота. Привык я правду в лицо – тут уж ничего
не поделаешь. Старая выучка... СТОНОВ. Арсений
Викторович, дорогой, простите меня за станиславщину, но я вам не верю! Ни на
грош не верю! ЛИСТОПАД. Пустынник, оказывается, понимающий
человек… Боже, что я говорю! Он же из расстрельной команды! То же мне,
понимающий... Как бы не так!.. Все равно пришлепнет меня, как муху. Не завтра,
так послезавтра. Несколько раз
глубоко вздыхает. Трет виски. Что-то мне нехорошо... И чего я сетую на свою жизнь?
Не удалось, не задалось... То не так, это не так... Нытик! Слюнтяй! Что не
удалось-то? Я крупно пожил, от души. Жена? А что? Жена как жена. Были и кроме
нее женщины, не обделен... Сын вполне разумный, живет вдумчиво, я бы даже
сказал, вкрадчиво... Дочь перебесится, окончит экономический, а там – выдам ее
за какого-нибудь благополучного нувориша. Из расстрельной команды... Трясет
головой. Ух-х, откуда у меня это головокружение?! СТОНОВ. Все,
что вы играете, неправда и ложь! Представьте себе такую картину: сидит в
каморке нищий философ и пишет книгу. О тщете, о пороках и добродетелях, о том,
что философствовать – это значит учиться умирать. И так далее. И вот открывается
дверь и входит вельможа, большой знаток и поклонник философии. Он превозносит
духовный подвиг этого писаки до небес, оставляет на его столе толстую пачку
денег и удаляется. Что, по-вашему, будет делать философ в такой ситуации? А? ЛИСТОПАД. Мне кажется, что он... продолжит свои труды.
Во имя истины… Мне кажется… СТОНОВ. Вот поэтому, Арсений Викторович, у вас ничего
и не вытанцовывается! Подумайте над этим!.. Что там дальше по тексту? ЛИСТОПАД. Утром смотрел на себя в зеркало и
видел покойника. Идиот! Не с того угла поглядел – и сразу расстроился. Сейчас
вспоминаю свое отражение и думаю: да я же просто красавец! Седой, ладный,
стройный... У меня еще активности лет на десять, как минимум. А то и на все
двадцать... Я еще такого наворочу – чертям тошно станет!.. Расстегивает
воротник рубашки. Жарко здесь... Кондиционер не работает, что ли?.. СТОНОВ. Арсений Викторович, дорогой! Настоящий философ
в нашем с вами случае - да и в любом другом! - немедленно начнет пересчитывать
деньги и думать о том, как и куда он их потратит. Философ, в отличие от
революционера, не может быть идеалистом. Все великие философы были жуткими
циниками... Едем дальше!.. ЛИСТОПАД. Покойники всегда красивы. Во всяком
случае, выглядят лучше, чем при жизни. Одеты, как правило, с иголочки,
причесаны, припудрены... В цветах... Пошатывается,
ищет опору. Уф-ф! Что-то меня повело… И все-таки устал я. Покоя
хочу. Покоя и равнодушия. Хочу добраться до могилы и исчезнуть. Как айсберг –
медленно и чинно растаять без остатка, раствориться в материнских водах. Без
любви хочу, без зависти, без долгов, без всякой зависимости от людей. Мира хочу
во всем мире, тишины, и чтобы забыли обо мне еще при жизни. Со своей стороны
обещаю, что тоже не буду никого вспоминать. Ни единого из вас! Слышите, свиньи,
ни единого!.. СТОНОВ.
Перерождение вашего героя должно быть верхом цинизма, понимаете? Этот
симпатичный старикан, в каком-то смысле даже оригинал, успевший по ходу пьесы
завоевать какие-никакие симпатии зрителей... Помните, как он в начале пьесы
поет колыбельную своей дочурке? ЛИСТОПАД (напевает).
Ты знаешь, почему я плачу, СТОНОВ. Вот-вот. И этот симпатичный старикан должен
оказаться в итоге нор-маль-ным че-ло-ве-ком. Понимаете? Не вафельным
стаканчиком с дерьмом, как хотелось бы вашему Мудрику, а обычным дядькой с
улицы, таким, как все мы - корыстным, завистливым, чванливым. И – главное -
пошлым!.. Ваш герой, Арсений Викторович, обыкновенный пошляк!.. Поехали дальше! ЛИСТОПАД. Я хотел любви, страсти, озарения! Как
же я тянулся к большому и простому чувству, в котором бы не было места расчету
и сожаленью! Я хотел безоглядности, чистого вожделения, полета! А что получил? СТОНОВ. Пафоса! Добавьте пафоса, Арсений Викторович!
Чтобы вам уже никто не верил! Пошлее надо, напыщенней, прямо в лоб! Не криком
уже, а визгом! ЛИСТОПАД. И не то меня бесит, что пустота
впереди, что ни единой моей мечте не суждено сбыться... А то меня бесит, что
я... Задыхается. СТОНОВ. Ну! ЛИСТОПАД. Что я... СТОНОВ. Ну же, миленький! Поддайте истерики!
Взвизгните истошно! Как обворованная базарная баба! ЛИСТОПАД. А то меня бесит... СТОНОВ. Ну
же!.. ЛИСТОПАД (кричит). ...что я перестал мечтать!!!
Я умер! Издох!! Околел!!! Люди! Верните мне мои мечты! Верните мне надежду! Я
же люблю вас, уроды!! Я же хочу с вами поделиться!!! Я же... Я... Падает на
стул, хватается за сердце. СТОНОВ. Как же
все это отвратительно!..
Затемнение.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
|
|
2007 © Copyright by Eugeny Selts. All rights reserved. Produced 2007 © by Leonid Dorfman
Все права на размещенные на этом сайте тексты
принадлежат Евгению Сельцу. По вопросам перепечатки обращаться к автору