|
|
|
[12]
Лидия
Сергеевна как ушла в комнату, так и пропала. Анатолий Миронович успел еще раз
внимательно все обдумать, отчаянно поколебаться и принять судьбоносное решение.
Он вытащил из кухонного шкафчика жестяную банку с чаем "Earl Grey",
высыпал в нее содержимое фланелевого кисета и несколько раз аккуратно
встряхнул, чтобы перемешалось.
Чай Лидия Сергеевна дула литрами. В
лучшие их времена, когда после традиционной постельной схватки они отдыхали на
веранде, она порой хваталась за живот, весело вскрикивала: "Ой,
набергамотилась!" – и шлепая босыми ступнями по полу, выскакивала на двор,
до ветру.
Анатолий Миронович всхлипнул и
водрузил коробку с чаем на ее исконное место. "Отбергамотилась, болезная...
– подумал он. – Что же я делаю, боже ты мой!"
В дверь постучали. Ударной волной
паники Анатолия Мироновича отбросило от шкафчика, он крутанулся на каблуках,
рухнул всей задницей на стул, вскочил, снова сел, вскочил опять и замер. Стук
повторился. Анатолий Миронович замер еще мертвее. Но этот поганый стук
прозвучал в третий раз, и за дверью раздался голос соседки Марьи Даниловны:
"Лидусь, ты дома, али че?"
"Али че!" – захотелось
крикнуть Анатолию Мироновичу, но он взял себя в руки и сипло спросил:
– Кто там?
Дверь приоткрылась, и на пороге
появилась Марья Даниловна, квадратная пожилая женщина с грубым, брутальным
лицом, в пальто, резиновых сапогах и платке. Увидев Анатолия Мироновича, она сотворила
ритуальную последовательность жестов, которая всегда его раздражала, а именно:
понимающе кивнула и приложила указательный палец к губам. Эти манипуляции
должны были означать, что Марья Даниловна прекрасно осведомлена о внебрачной
связи этого достойного мужчины, но не осуждает его, поскольку понимает, какие
тяготы испытывает этот приличный человек в своей обыденной жизни, и что сюда, к
Лидии Сергеевне, приезжает он исключительно ради отдохновения и разрядки.
Приложенный к губам палец означал, что Марья Даниловна никому об этом ни гу-гу,
что, конечно, было наглым враньем.
– Чего тебе, Даниловна? – спросил
Анатолий Миронович с интонацией крайне занятого человека.
Соседка проигнорировала как вопрос,
так и интонацию, вошла со своим уставом в чужой монастырь, двинулась прямиком
ко все еще распахнутому настежь кухонному шкафчику и принялась рассматривать
банки, склянки и кульки.
"Заваркой разжиться пришла, – похолодел
Анатолий Миронович. – Магазин-то закрыт сегодня... Господи, как я устал!.."
Он опустился на стул, помешал
остывший чай в своей чашке, но пить не стал, подцепил вилкой золотистый гренок,
повертел его туда-сюда и вернул в тарелку. Марья Даниловна протянула руку,
взяла треклятую банку с чаем и поставила на стол. Анатолий Миронович проследил
за ее действиями устало-равнодушным взглядом и даже не моргнул. А Марья
Даниловна тем временем пошарила где-то в тайных глубинах шкафчика, вытянула
оттуда плоский бумажный пакетик, раскрыла и вытряхнула себе на ладонь несколько
лавровых листков. Затем она вернула пакетик на полку и задвинула его банкой с
отравленным чаем.
[к странице 11] [к странице
13]
|
