|
|
|
[24]
Звонок
раздался где-то на полпути до города. Анатолий Миронович нырнул окровавленной
рукой в карман, вытащил телефон-складенец, разъял его зубами и сказал
"алло". В ухо ему затрещало и раздались какие-то непонятные звуки,
похожие на кваканье лягушки. Анатолий Миронович взглянул на экран – там было
означено имя абонента: "Курт Сергеев".
– Алло! – сказал Анатолий Миронович.
– Алло! Курт?
Кваканье на секунду прекратилось, но
тут же возобновилось вновь. Сквозь эти звуки иногда прорастали обрывки каких-то
бессмысленных восклицаний вроде "ой, не могу!", "держите мя!"
и "ща уссуся!"
Анатолий Миронович съехал на
обочину, в жирную грязь, остановил машину, с третьей попытки вставил в телефон
кабель громкой связи, откинулся на спинку сиденья и еще раз спросил:
– Куртяй, это ты? Пьяный, что ли?
Динамик потрещал и обезмолвел. Затем
послышалось шипение, вздох и, наконец, раздался пьяный голос Курта:
– Толян, мать твою! Ты где?
– По дороге в офис, – сказал
Анатолий Миронович. – Был в Растолкаево. Сделал все, что нужно.
– Ну и дурак! – заявил Курт и снова
заквакал.
"Хам!" – буднично подумал
Анатолий Миронович.
– Если ты сейчас за рулем, – проблеял
Курт, – то притормози в сторонке, а то выпадешь...
– Я уже остановился, – сказал
Анатолий Миронович, ничего не понимая. – Перестань квакать! Что у тебя
стряслось?
На той стороне линии что-то
зашуршало, послышались звуки расправляемой бумаги, какая-то возня.
– Ну, ты готов? – спросил Курт.
– К чему? – удивился Анатолий
Миронович.
– К оглашению завещания! – ответил
Курт, квакнул и рыгнул.
– Достал? – обрадовался Анатолий
Миронович. – Как тебе удалось?!
– С большим риском, кретин! Чуть не
погиб, – сказал Курт и, квакнув, добавил: – От хохота. Вот слушай!
То, что зачитал ему Курт, не лезло
ни в какие ворота, даже в самые широкие. Бессмысленность и сумасбродность этого
текста далеко не сразу привели Анатолия Мироновича к чувству, что он напрасно
потратил столько жизни и денег, напрасно боялся и прятался, напрасно дрожал и
не спал по ночам, что свободен он, как птичка лесная, и что волен в охотку заниматься
своей мебелью вместе с дебилом Куртом до самого скончания века, в котором ему,
маленькому человечку Анатолию Мироновичу, возможно, была уготована еще долгая,
долгая лета...
Начало завещания он не ухватил,
поскольку не понял в нем ни слова. Зато все остальные слова, перемежаемые кваканьем,
рыганьем и другими судорогами Курта, легли в его уши страстной, освобождающей
какофонией.
[к странице 23] [к странице
25]
|
