[1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10]
[11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [19] [20] [21] [22]
[23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] [31] [32] [33] [34]

[18]

РИНН. Грубо и несправедливо. Да, я всегда завидовал твоему таланту. Но умел подавлять свою зависть.

ОЛМАН. Ой ли, Адам! А не на этой ли зависти ты построил всю твою жизнь? Не она ли была единственный двигателем твоей карьеры? Не на ней ли ты въехал в Академию?

РИНН. Мы все хотели стать героями, Патрик, а удалось только одному. Правда, за это ему пришлось поплатиться жизнью. Dulce et decorum est pro patria mori - отрадно и почетно умереть за отечество. Вспомни, скольких усилий нам стоило представить казнь Рамсуна Риша национальной трагедией! Сколько веры, таланта, любви мы в это вложили!

ОЛМАН. Тебе не стыдно? Ты же нагло передергиваешь! Поменяй в своей интерпретации веру, талант и любовь на лицемерие, корысть и зависть. Тогда, возможно, я с тобой соглашусь.

РИНН. Но ведь мы совершили почти невозможное – мы сплотили нацию в единый кулак! Мы заново отстроили идеологию! Мы обессмертили имя и дело нашего казненного друга!

ОЛМАН. Чтобы сделать из него жупел и кормить пошлыми сказками миллионы людей.

РИНН. Когда-то и ты свято верил в эти сказки. Больше того, ты сам их и сочинял.

ОЛМАН. Я был недоразвит, слеп и глуп. Но сейчас прозрел.

РИНН. Прозрел? А ты представляешь, что будет, если народ узнает правду? Если все поймут, что никакой казни не было? Если он придет и скажет: "Здравствуйте, люди! Я ваш национальный герой Рамсун Риш! Меня скрывали от вас долгие годы, но теперь – вот он я"? Это же конец всему!

ОЛМАН. Чему? Нашему с тобой благоденствию?

РИНН. Да нет же! Это конец власти, стабильности, порядку, тишине, миру!

ОЛМАН. И черт с этим со всем!

РИНН. Что?

ОЛМАН. Я говорю, черт с ними – с этой продажной властью, мнимой стабильностью, полицейским порядком и тюремной тишиной! Пора уже стряхнуть с себя эти цивилизованные путы!..

РИНН. А ты опасней, чем я предполагал.

ОЛМАН. Принести бензопилу?

РИНН. Патрик, умоляю тебя! Во имя нашей дружбы, во имя воспоминаний о юности, во имя твоих детей - не нарушай гармонию!

ОЛМАН. Что ты называешь гармонией? Трусость и подлость? Лицемерие и обман? Государственные игры на бирже? Повальное доносительство и тотальную слежку? Коррупцию? Воровство на всех уровнях? Ложь и грязь? Идеологическое растление? Демократию, наконец?!

РИНН. Ты гулял сегодня в парке?

ОЛМАН. Да.

РИНН. Там тебе было хорошо?

ОЛМАН. И бездумно.

РИНН. Вот! Гармония - это когда тебе хорошо и бездумно. Тебе, мне, Хорману, твоей супруге, дочери, любому рабочему, студенту. И если всем хорошо и бездумно в грязи и лжи, значит, это тоже гармония... Salus populi suprema lex - благо народа - высший закон!

ОЛМАН. Страшная демагогия, Адам, страшная! Но я тебе прощаю, потому что ты человек с дырявой душой.

РИНН. А ты?

ОЛМАН. И я тоже.

Наклоняется, начинает собирать разбросанные по полу бумаги.

РИНН (после паузы). Он отыщет тебя, Патрик. Он же всегда ставил тебя выше нас с Хорманом. Он отыщет тебя, и решение будет только за тобой.

ОЛМАН. Какое решение? Ты о чем?

РИНН. Теперь все в твоих руках. Только ты можешь прекратить это безумие. Патрик, умоляю тебя!..

ОЛМАН. Чего ты от меня хочешь?

РИНН. Ты должен убить его, как убил в своем первом романе.

ОЛМАН. Повесить, что ли?

РИНН. Это неважно. Убить. Лишить жизни. Легенда не должна толкаться среди живых. Идол не может состоять из плоти и крови. В противном случае он лишит плоти и крови идолопоклонников.

ОЛМАН. Гм... Убить, говоришь? Почему я, а не Хорман? У него всегда это здорово получалось. Тем более, что Мистер Гоп или, как вы его называете, Гофмейстер, заключен в тюрьму.

РИНН. Этот вариант не проходит. Во-первых, Хорман боится его как огня. Во-вторых, он подозревает, что ты уже что-то напророчил по этому поводу, и не в его пользу: недаром он столь усердно охотится за твоей последней рукописью. В-третьих, изолировать такого монстра, как Гофмейстер, невозможно по определению. Он всегда найдет лазейку, чтобы выбраться.

ОЛМАН. Ну, это уже сказки.

РИНН (поднимается с кресла). Вот увидишь! В отличие от нас троих, он все эти годы был суперагентом. Он неуловим - даже когда пойман.

ОЛМАН. Как же в таком случае вы добьетесь от него необходимых показаний в суде?

РИНН. О чем ты? Какой суд? Все показания уже составлены. Осталось только огласить приговор и привести его в исполнение. Finis coronat opus - конец венчает дело.

ОЛМАН. Понятно. Suum cuique - каждому свое. В этом я, собственно, не сомневался. Значит, решили убрать меня с дороги? Меня, вашего друга, вдохновителя и идейного руководителя, вашего горе-пророка, которому вы с Хорманом обязаны всем!

РИНН. Где моя трость? А, вот она... Прощай, Патрик! Я ухожу. Подумай, все в твоих руках...

ОЛМАН. Дорогу найдешь?

РИНН. Найду, найду...

Уходит. Олман заканчивает собирать бумаги, водружает их на стол.

ОЛМАН. Убить... Ха!.. Что-то вы, братцы, слишком перепугались.

Идет к стене, гасит верхний свет, растворяется во мраке кабинета. В салоне появляется Лилиан с пучком разноцветных шелковых лент.

ЛИЛИАН. Мама, а Дорис уже ушла?

ЭЛ (из-за кулисы). Ушла. Я вызвала ей такси.

ЛИЛИАН (глядя на оставленные Олманом вещи). О, папа вернулся...

Кладет ленты на журнальный столик, берет куртку и кашне Олмана и аккуратно размещает их на вешалке возле двери. Звонок. Лилиан открывает. На пороге Лукас.

ЛУКАС. Привет, ослушница!

ЛИЛИАН. А, Лукас! Как дела?

Лукас дежурно целует сестру, проходит в салон, садится на один из пуфов, берет с журнального столика бокал Лилиан с соком и залпом его выпивает.

ЛУКАС. Где мать?

ЛИЛИАН. Прячет мое бальное платье в кухонный шкаф. Думает, я не найду.

ЛУКАС (показывает под диван). А отцовский смокинг уже спрятала, я вижу.

ЛИЛИАН. О, точно! Придется снова чистить.

Достает смокинг, отряхивает, кладет на спинку дивана.

ЛУКАС. Скажи матери, что планы переменились. Мы все идем на бал.

ЛИЛИАН. А ты скажи отцу. Ему это понравится.

ЛУКАС. Ладно, успеется. Ну, рассказывай, как ты?

ЛИЛИАН. В порядке.

ЛУКАС. Щекотки все еще боишься?

ЛИЛИАН. По обстановке.

ЛУКАС. Неужели? А, понимаю. У тебя кто-то появился. И кто, если не секрет? Надеюсь, молодой, красивый и богатый?

ЛИЛИАН. Мне нравится смотреть на его зад, в ресторане он рассчитывает чаевые на калькуляторе, а после оргазма не кашляет.

ЛУКАС. Настоящий мужчина, поздравляю! Познакомишь?

ЛИЛИАН. Прямо сейчас. Он звонил, я пригласила его к нам.

ЛУКАС. Он здесь? В стране? Вы что, вместе прилетели? Он придет сюда?

ЛИЛИАН. Сколько глупых вопросов, Лу! Когда ты научишься скрывать свои страхи?

[к странице 17] [к содержанию пьесы] [к странице 19]