[1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10]
[11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22]
[23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [31] [32] [33] [34]

[30]

ОЛМАН (задумчиво). Привыкла, наверное. Хотя каждый раз принимает эти цветы по-разному... Да...

ГОФМЕЙСТЕР. Счастливо вам живется, господин Олман.

ОЛМАН. Мне очень повезло, Жозеф, очень...

Снова гремит гром. Град россыпью ударяет в стекло.

ГОФМЕЙСТЕР. Никак град? Куда же вы пойдете в такое ненастье? Переждите у меня, прошу вас! Покупателей в такую погоду мне все равно не дождаться – так мы почаевничаем с вами и с этими двумя господами. А?

ОЛМАН (оглядываясь, нерешительно). Неудобно как-то...

ГОФМЕЙСТЕР. Что же здесь неудобного? Мы ведь не чужие люди, правда?

ОЛМАН. Конечно, Жозеф, конечно...

Обходит стол, становится за спиной у Ринна, выглядывает в окно.

Ох, как льет! Давно такого не видел...

ГОФМЕЙСТЕР. Пойду включу обогрев и поставлю чайник.

Уходит. Пауза.

РИНН (откладывая газету, в никуда). А синоптики утверждали, что всю неделю будет сухо и ясно.

Олман обходит стол, садится на свободный стул – с дальнего торца. Пауза. Ринн продолжает читать газету. Хорман дремлет.

ОЛМАН. Синоптикам верить нельзя.

РИНН. Что, простите?

ОЛМАН. Я говорю, что синоптикам верить нельзя.

РИНН. Вы полагаете?

ОЛМАН. Есть несколько странных профессий, в которых победа и поражение имею совершенно равные шансы. Синоптики – из их числа. Сюда же можно включить мастеров политического и экономического прогноза, диагностов, профессиональных игроков, заговорщиков, диверсантов, букмекеров, писателей, режиссеров, пророков...

РИНН. Слава богу, меня это не касается.

ОЛМАН. А кто вы по профессии, если не секрет?

РИНН. Библиотекарь. Представьте, еще работаю. На полставки. В военно-медицинской академии.

ХОРМАН. Ерунда!

Олман и Ринн вздрагивают.

ОЛМАН (Хорману). Простите?

ХОРМАН (не открывая глаз). Шансов на успех всегда больше, чем на провал. Даже у неудачника.

ОЛМАН. Почему?

ХОРМАН. Потому что сначала надобно организовать результат, а потом уже его прогнозировать. Шансы всегда неравны. Равновесия вообще не существует. Не верьте сказкам про Добро и Зло, Инь и Ян, Потус и Флотус. Успех всегда опережает неудачу.

ОЛМАН. Поразительный оптимизм! А что с падением биржи, ростом рождаемости, с сегодняшним ливнем, например? Почему синоптики о нем не знали?

ХОРМАН. Кому надо, тот знал.

ОЛМАН. Гм... Но вы все-таки допускаете наличие в нашей жизни непредвиденных обстоятельств?

ХОРМАН (открывает глаза). Намекаете на мое положение?

ОЛМАН. Что вы! И в мыслях не было!

ХОРМАН (резко). Не увиливайте! Я слышал, как Жоз рассказывал вам про меня.

Ринн утыкается в газету.

ОЛМАН. Я ни коим образом не имел ввиду ваше положение. Даю слово!

ХОРМАН (горько усмехаясь). Случайная пуля. На излете. Мне было тридцать шесть лет.

ОЛМАН. Понимаю и сочувствую. Я тоже воевал.

ХОРМАН. В обозе?

ОЛМАН. На передовой. Офицером связи.

ХОРМАН. По вам не скажешь...

РИНН (читает). "Сейчас придет Рамсун Риш".

Тут же появляется Гофмейстер с чайником и фаянсовыми чашками.

ГОФМЕЙСТЕР. А вот и я!

Ставит чайник возле букета в центр стола, расставляет перед гостями чашки.

Будем пить чай. Я только печенье принесу.

Уходит.

ОЛМАН (Ринну). Вы что-то сказали?

РИНН (кивая на газету). Премьера в национальном театре. Пьеса называется "Сейчас придет Рамсун Риш". Подзаголовок: фарс.

ХОРМАН. Значит, о жизни. Я бы никогда не пошел на драму или комедию. Действительность – это фарс.

ОЛМАН. Вы себе противоречите - сначала отрицаете наличие случайностей, а потом называете действительность фарсом.

ХОРМАН. Противоречу? Ничуть. Фарс – это апофеоз логики и расчета.

ОЛМАН. Занимательно... (Ринну). Вот вы библиотекарь, человек начитанный, не так ли?

Ринн благодарно-утвердительно кивает.

Сколько вы можете назвать книг, в которых бы не было ничего случайного?

РИНН. Одну.

ОЛМАН. Браво! "Книга, в которой нет места случайному, формула неисчислимых возможностей, безупречных переходов смысла, ошеломляющих откровений, напластований света..." Узнаете цитату?

РИНН. Конечно. Я большой поклонник латиноамериканской литературы.

ОЛМАН. Еще бы! Ведь именно она дала миру самого знаменитого библиотекаря, а также великий роман, построенный исключительно на случайностях. Там, на самых первых страницах, герой стреляет себе в сердце и, представьте себе, промахивается.

ХОРМАН. Не мудрено...

РИНН. Мне больше импонирует писатель, который искренне жалел, что до своей смерти не успеет прочитать все книги мира. Index librorum.

ОЛМАН (кивает). Когда-то я был с ним знаком. Он служил переводчиком в ЮНЕСКО.

ХОРМАН (Олману). Стало быть, вы тоже писатель?

ОЛМАН. Скорее, наблюдатель.

ХОРМАН. Сторонний?

ОЛМАН. Хм... Не совсем. Иногда делаю выводы.

ХОРМАН. Вот и я о том же. Всех нас несет на выводы, как на рифы.

ОЛМАН. Оригинальный образ... Очень близко к истине.

ХОРМАН. Я не о том. Мы привыкли считать, что за любым большим событием стоит нечто непостижимое – Провидение, нечистая сила, стихия. Поэтому и выводы наши всегда замутнены, а, следовательно, ложны.

ОЛМАН. Что же вы предлагаете?

ХОРМАН. Большинство событий имеют исключительно рукотворный характер.

ОЛМАН. Землетрясения, например? Извержения вулканов?

ХОРМАН. Диктатуры, например, войны, геноцид. Ураганы, штормы, кислотные дожди. Демократические выборы, авиакатастрофы, засухи. Инфаркты, эпидемии, онкология.

РИНН. Насчет войн я согласен. Casus belli.

ХОРМАН. Все это – результат тайного сговора между интересантами.

ОЛМАН. И демократические выборы?

ХОРМАН. Конечно! Заговор между претендентом и его избирателями. Разве не так?

[к странице 29] [к содержанию пьесы] [к странице 31]